Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я надеюсь, что Там, Откуда никто еще не вернулся, распутаются все запутанные узлы, отболит все, что болело, и мы обязательно встретимся.
У него была интересная особенность: он был абсолютно свободен, где бы ни был, и совершенно не умел подчиняться. Этому я хотела бы научиться в оставшееся мне время.
* * *
В половине восьмого утра – звонок. Подскакиваю. Нашариваю во сне мобильник. Друг Гоша.
– Я тут это…
– Что?!
– Я тут в Звенигород ехал.
– Ну?!
– Ну это…
– Что??? Врезался, разбился?
– Зачем? Я это… Покурить вышел. Тут это…
– Что???
– Тут знаешь, такой типа туман. И такое все…
– Какое???
– Ну такое… Знаешь, желтое. И типа белое. И тихое такое.
– Гоша, елки, полвосьмого! Какой туман? Какое желтое?!
– А, ну да, ну ты спи.
Закрываю глаза. Лежу. Думаю. Осознаю. Перезваниваю.
– Ты звонил сказать мне, что вышел на обочину покурить и смотрел на листопад в тумане, и туман был белый, молочный и холодный, а листья – желтые, бронзовые и золотые, и в тумане они падали так медленно-медленно и бесшумно?
– Откуда ты знаешь?
– Да ты мне, практически, рассказал…
* * *
Парковка торгового центра «Западный». Гоша, доставивший меня в магазин, тормозит посреди парковки. Перед нами маневрирует огромный лакированный лимузин. Громадная машина беспомощно тычется носом в ограду, ерзает на месте, потом ползет назад, рискуя разбить фару Гошиной BMW.
– Нарисуют себе права на коленке, – беззлобно ворчит Гоша, сдавая назад. – И колупаются… Не умеешь ездить – купи, блин, ишака… А то накупят троллейбусов…
– Это не троллейбус, – замечаю я, – это «Роллс-Ройс». Ой, Гоша, смотри, он сейчас себе об эту «Ниву» бок обдерет!
– Да и черт с ним, – отвечает Гоша.
Лимузин продолжает кобениться на одном месте.
Сзади гудят, спереди сигналят.
Сверкающий бок «Роллс-Ройса» замирает в полуметре от нашей фары, потом машина продолжает странный маневр.
– Вот ведь шумахер, – вздыхает Гоша, – а еще профессионал…
– С чего ты взял, что он профессионал?
– На таких машинах без шофера не ездят, – отвечает Гоша и с размаху давит на клаксон. – Да чтоб тебя… Пингвин…
Дверь «Роллс-Ройса» распахивается. Из лимузина выскакивает миниатюрная девушка с копной рыжих кудрей.
На глазах у девушки слезы.
– Что вы гудите! Что вы гудите?! Я застряла! Я не могу выехать! Если я эту уродину поцарапаю, меня муж убьет!
– Да еще бы, – соглашается Гоша. – И я бы убил.
– Вот видите?! А вы гудите!!!
– Постой в сторонке, – обреченно вздыхает Гоша, выбирается из своей машины и пересаживается за руль лимузина.
«Роллс-Ройс», благодарно урча, выплывает с парковки.
Рыжеволосая девушка кричит в телефон:
– Да, Вася, я уехала! Да, на твоей машине! И плевать мне на твоего шофера! Я сама уехала. И я прекрасно справляюсь! А если ты, Вася, будешь орать, я вообще не вернусь!
– Это точно, – сочувственно говорит Гоша. – Не вернется. Дорогу не найдет!
Девушка разражается рыданиями.
– Ну полноте, полноте, – уговариваю я, – есть такая услуга, «трезвый водитель». Давайте вызовем вам водителя?
– Меня Вася убьет, если я с чужим мужиком приеду!
– Правильно, – соглашается Гоша. Видно, что неизвестный хозяин «Роллс-Ройса» Вася вызывает у Гоши заочную симпатию.
– А может, вы меня отвезете? – с надеждой всхлипывает девушка.
– А я, стало быть, тебе не чужой, и мне Вася рад будет, – говорит Гоша.
– Что же мне дееееелааать?! – рыдает девушка.
Я долго и путано объясняю, как вырулить на Рублевку в сторону области. Гоша улыбается саркастически.
– Красивая какая, – задумчиво говорю я, проводив взглядом лимузин.
– Еще бы, за такие-то бабки, – отвечает Гоша.
– При чем тут бабки?
– Думаешь, «Роллс-Ройсы» даром раздают?
– Гоша, я про девушку.
– Аааа, про девушку… Ну не знаю, Васе виднее…
* * *
Греция появляется в Гошиной жизни более или менее случайно.
Кто-то что-то советует, вертятся какие-то дела, и в итоге Гоша становится собственником куска земли с оливковой рощей.
В ноябре, посреди обычной московской суеты, ему звонит греческий поверенный и задает сакраментальный вопрос:
– Вы в курсе, что у вас поспели оливки?
Гоша потрясен.
– Никогда у меня не было проблем такого сорта!
Тем же вечером, проведя день на какой-то встрече, перезванивает мне и сообщает:
– Я смотаюсь ненадолго. Я ж их только в банке видел…
– В каком банке? – не соображаю я.
– В консервном.
Я понимаю, что он про оливки…
* * *
Вот уже несколько лет Гошин дом стоит над теплым Термическим заливом, в который вечерами сползает оранжевое солнце.
За эти годы он очень сносно заговорил по-гречески, обзавелся друзьями, наладил бизнес.
С каждым приездом в Москву город раздражает его все больше.
– Нет, так жить тоже можно. Но зачем? Главное – зачем?
* * *
Конец года. Город месит снег пополам с солью, остервенело гудит в клаксоны, плюет грязью из-под колес.
Друг Гоша, прибывший в Москву «дела закрыть», нервно озирается по сторонам. Легко ли – больше полугода на Халкидиках, где в синее Эгейское море брошен Посейдонов трезубец, а в ясную погоду за полоской Термического залива плывет в мареве гора Олимп… Будешь тут озираться…
Мы едем пить кофе. По дороге, по заявкам дочери, заезжаем в кафе и книжную лавку Артемия Лебедева.
Прежде, чем войти в помещение, объясняю Гоше про дизайн и дизайнеров, про то, что такое гламур и как надо вести себя при встрече с прекрасным.
– Иногда, – говорю, – современное искусство может оставить неоднозначное впечатление. Не все и не сразу понятно в нем простому человеку. Иногда искусство может даже ошеломить.
Гоша кивает. Он согласен быть простым человеком. И даже готов ошеломиться.
Выясняется, что книжная лавочка – вниз по спиральной лестнице. Первое, что видит Гоша, ступив на ступени, – огромный «дорожный знак»: на белом фоне очень крупными буквами написано русское слово из трех букв, обозначающее мужской половой орган. Слово перечеркнуто красным, внизу написано: «У нас матом не ругаются!»